"На ощупь": подымите мне веки

Мальчику, слепому от рождения, Вергилием по миру служит дед – мудрец и затейник. Учит читать по Брайлю, не бояться бритвы (хоть безопасная, да режет), креститься и тому, что главное – не смотреть, а видеть. Особенно отрок проникается сей истиной в тире и в кино – оба развлечения любимы стариком (Валерий Баринов, как обычно, очень хорош). Дед, что интересно для этого полупредместья непонятно какого города непонятно каких годов (в одной аннотации сказано: время действия – с 1989-го по 2005-й), имеет частную практику: зубоврачебное кресло советской поры стоит в деревянном доме.

"Стоматолог – слово колючее, а сам дед был мягким и теплым", – удачно формулирует внук за кадром воспоминания о своем детстве словами не то самого Грымова, не то братьев Дурненковых, не то Левана Варази или Владимира Малягина. Все они в соавторах сценария. Последние – товарищи Грымова по его предыдущим работам "Коллекционер" и "Чужие"; Дурненковы принадлежат к самым известным нынче театральным драматургам, адептам так называемой "Новой драмы". Однако фильм – это режиссер, тем более, такой яркий, как создатель вот этой картины. Который уже во вступительных титрах дает имена постановщиков как раз "пупырышками" букв для слепых – очевидно, на что-то намекая.

На что? Начало картины превосходно – содержание, изображение, вкус, ритм, темп. Но вот одним морозным утром к деду приходят бандиты и говорят: раз стоматолог – надо делиться. И скоро зима сменяется вечным летом – то есть, действие переносится на юга (компания Юрия Грымова, между прочим, называется "ЮГ", такие вот инициалы, дающие большой простор для игры), превращаясь из повествовательного жизнеописания… во что только ни превращаясь.

Мальчика подбирает отец, который до того "путешествовал по Сибири", а теперь, очевидно, выпущен или сбежал, поскольку он такой ужасно лихой (Александр Балуев запоминается в этой работе скорее телом, корпусом, чем "психологией", ибо психология по указанию режиссера кончилась вместе с дедом-Бариновым). Отец олицетворяет собой вот именно что "лихие 90-е" насаждаемого обывателю-телезрителю толка: успешный бандит, ведущий красивую жизнь.

Синее море, желтое солнце, красный арбуз, черная грязь обмазывает кожу сугубо в молодильных целях, плюс песня про "Эльдорадо". В целом – без всякого "второго дна", без подтекста; Юрий Грымов как один из лучших наших рекламщиков и клипмейкеров умеет достойно продать не то что товар или услугу, но любую идею.

И все бы неплохо для выросшего уже в юношу героя (Антон Шагин), да "Однажды папа выпил и решил заняться политикой". Начинается зрелище с элементами криминальной драмы. Потом оно сменяется каким-то "фантастическим реализмом". И очень любовной историей. И откровенной публицистикой. Чтобы к финалу придти совершенно несусветной "киношкой" – приключенческо-кровавым экшеном низкого пошиба. А оттуда вынырнуть в… прости Господи, недвусмысленную отсылку к Феллини.

Уффф!

45-летний Юрий Грымов – известнейшая фигура среди кинематографистов и всех тех, кто связан с экранными искусствами и медиа. Впрочем, самый широкий, телевизионный, зритель тоже помнит его работы. Уже к моменту дебюта Грымова в полнометражном игровом кино – "Му-Му" по мотивам повести Тургенева (Балуев играл Герасима, кстати) – не имелось в Отечестве человека, который не видел бы оживающие картины русских художников по тогдашнему РТР. Что было внове и привлекало.

Вообще, Грымов учился в железнодорожном техникуме, начал трудовую карьеру на АЗЛК (знаменитый московский Автомобильный завод имени Ленинского Комсомола, теперь ООО "Москвич"), где служил модельщиком. Но с 1988 года профессионально и чертовски успешно занялся рекламой. Три с лишним сотни роликов и клипов, более полусотни призов на российских и международных фестивалях, включая самые престижные. Первым у нас стал снимать социальную рекламу: ролик "АнтиСПИД. Скафандры" награжден ООН. В 1996 году создает Мастерскую рекламного искусства. Известен и как фотограф, и как художник, и как дизайнер. Возглавлял ряд рекламно-креативных и образовательных структур, осуществил немало значимых проектов, например, цикл "Мой Пушкин" на РТР.

В 1996-м дебютировал в кинорежиссуре короткометражкой "Мужские откровения" по сценарию Ренаты Литвиновой (тогда уже весьма известной по "Увлечениям" Киры Муратовой). Фильм был отвратительно принят в кинокругах потому, что там Грымова откровенно не любили. Считали выскочкой – это потом клипмекеры рванули в кино уже все. Раздражал яркостью таланта и амбициозностью самоучки. Кроме того, его образная система слишком контрастировала с (все же, тогда) общепринятым высоким, а значит сдержанным, вкусом.

Грымов, мне кажется, все эти годы и боролся с таким вот восприятием – ставя спектакли "Дали" (о судьбе небанального художника и человека; 1999, театр имени Вахтангова), "Нирвана" (2003, театр имени Маяковского), "Царская невеста" (2005, Московский театр "Новая опера"). И создавая фильмы: после "Му-Му" (обруган за фрейдизм; по-моему, недооценен) был "Коллекционер" (осталось ощущение избыточного реквизита, среди которого лавировал Алексей Петренко в заглавной роли; 2001), а затем – сериал "Казус Кукоцкого (сериал)" по одноименному роману Людмилы Улицкой (2005).

Эта работала признана и публикой, и профессиональным сообществом; Грымов получил "Нику" с общей формулировкой "За достижения в телевизионном кинематографе" и, вроде бы, вошел в истеблишмент. Однако следующий его фильм – "Чужие" (2008) – оказался такой чудовищной поделкой, идеологически и профессионально, что оставалось только развести руками в полном недоумении. Художник, во многом ангажированный современным потребительским обществом и, соответственно, в первую очередь американизированной культурой, вдруг поносит американские ценности а ля партийный карикатурист журнала "Крокодил" прежней поры. При этом использует худшие голливудские штампы – но не как пародию, а как законное выразительное средство.

И вот новая картина "На ощупь". Очевидно, Грымов старался сделать многослойное произведение. Чтобы и самого простецкого зрителя увлечь (ему – любовь и экшн), и так называемого думающего заставить очнуться (этому – откровенная и простая мораль вкупе с публицистикой), и синефилам с критиками потрафить (рассуждения о роли кино и телевидения в жизни, а также большой привет Феллини в финале). Увы, где-то автор ошибся с течением времени в кадре, где-то не уследил за четкостью мотивировок, где-то проповедует банальность, а в иных местах наплевал на малейшее правдоподобие. Почему стрелять надо непременно из арбалета? Да, видно, просто красивый предмет и слово недурственно.

В целом – впал в эклектику так же, как другой яркий визионер Сергей Дебижев в своей картине "Золотое сечение". Эдакий вроде бы артхаус, а на самом деле – первородный арт-глянец.

И все это в нажористой, "избыточно-красивой" грымовской манере, которая бросается в глаза прежде всего характерной картинкой: слишком много вещей. И здесь мы видим соединение превосходного выбора натуры (пейзажи и городские объекты выше всяких похвал; художник Павел Пархоменко, оператор Андрей Каторженко) и чрезмерно словоохотливых интерьеров: они настоящее поле буйства для декораторов.

Собственно, смысл фильма "На ощупь" не выходит дальше классической сентенции "самого главного глазами не увидишь, зорко одно лишь сердце". Но сказать это лаконично и просто наш автор, до сих пор никак не преодолевший комплекс господина оформителя, не умеет, даже несмотря на свой огромный опыт рекламы. Возможно, Грымову как раз и кажется, что фильм, в отличие от ролика, надо делать – буйным.

И когда режиссер ограничивается буйством, допустим, цвета – он побеждает: панорама по ночной "андеграундной" набережной с входом в бар New York и подплывающей лодкой прекрасна. И когда сочиняет последовательный метафорический ряд, основанный на реальности, тогда он четок и кинематографичен. Скажем, вот игра с понятием красоты и преграды на пути к ней: застыла фигурка в музее под стеклом, извивается стриптизерша за стеклом; слепой делает вывод "слишком гладкая", не подозревая, что в обоих случаях ощупал лишь оболочку. И уж точно не соотнося экспонат и живое тело.

Но как только образ идет сугубо от головы, он немедленно делается выспренним и фальшивым; какую такую порушенную сказку означает круглый аквариум с золотыми рыбками, который то шмякается отцом о стену, то еще что-то?

К сожалению, не выстреливает и основная, всеобъемлющая метафора фильма. Режиссер хочет сказать, что мы перестали правильно воспринимать жизнь, подменив натуру суррогатом – телевизионной картинкой, чаще всего кровавой, но и просто гладко-глянцевой. Не зря же в картине пару раз звучит слово "шершавость" – про живопись и музыку; не зря листочки журнальчика-телепрограммки чайкою летают над морем.

Но не думаю, что народ столь одурманен "ящиком", как скорбит бедный Грымов и как хотели бы телебоссы. Увы, да, рухнула самая тонкая часть зрительского восприятия – эстетическая, изысканное зрелище имеет низкий рейтинг. Но все остальное порождает здоровый скептицизм в здоровых массах. Достаточно окунуться в Интернет, чтобы, хлебнув там всякого, отрезветь от собственного страха перед пропагандой.

Достается от Грымова и кинематографу, хотя тут его позиция сложнее, чем отношение к телевидению. С одной стороны, кино – "единственная вещь, которую надо не только видеть, но и смотреть". С другой, "о некоторых нынешних фильмах лучше почитать". Но в целом так: вместо "наших старых добрых" Юрия Назарова и Людмилы Поляковой (актеры отечественного кино, местные, так сказать подлинные, звезды) у нации в героях заокеанские кумиры Анжелина Джоли и Бред Питт. И это не есть хорошо.

Главная же незадача в другом: Грымов чем дальше, тем больше меняет образное высказывание на прямое, примитивное, настырное. Тема ослепляющих кино и телевизора застит все. Но кто в такой страшной зависимости от этих медиа – неужто обычные люди, которым надо жить? Или сам автор, жизнь которого – как раз картинки на большом или малом экране?

Подозреваю, что режиссер все еще борется за свое место под солнцем. И сделал эту картину, как последнюю, впихнув туда слишком много для самодостаточного спокойного автора (взять хоть фонограмму, где звучит от Чайковского до Цоя).

Однако при всем этом, даже закрывшему глаза картина скажет достаточно четко про нынешний день. Помните? Папа слепого мальца – проигравший свою схватку, но любящий сына романтический бандит. Вот авторское подсознательное ощущение минувших полутора десятилетий: криминал разбушевался, но кто выжил – тот выжил, а значит прав. А главное – это ж было Эльдорадо…