Поднимаясь, готовьтесь к спуску (6/7)

Предчувствующая наступление старости актриса страдает, узнав о связи своего любовника с годящейся ей в дочери родственницей. Понять или высмеять, проявить сочувствие или нетерпимость - всё это было не раз как у американских классиков драматургии, так и у наших. Вуди Аллену тоже не впервой эту тему представлять общественности, и, похоже, на объективность суждений более не претендует, но вместо того, чтобы самоустраниться как рассказчик, выделывает неожиданный кульбит: преподносит не как плод собственной фантазии, подпитанной делами дней минувших, а как всамделишный сюжет в изложении вымышленного драматурга. Малоопытного, поэтому можно не заботиться о том, насколько театрально выглядит такая постановка. Напротив, ещё и подчеркнуть, что располагается она в столь милом его ностальгии времени и месте: Кони-Айленд 1950-х, увеселительный пригород Нью-Йорка, куда рядовые труженики приезжали ради пляжей, аттракционов и прочих развлечений. И в сговоре с таким же именитым и заслуженным оператором (Витторио Стораро от “Апокалипсиса сегодня” дошёл до “Светской жизни”, и снова целится на “Оскар”!) все усилия мастеров и художников по спецэффектам превратить из убедительной исторической реконструкции в ярко раскрашенную декорацию. Волшебную картинку, которую многие критики считают главным, если не единственным достоинством нового алленовского “ежегодника”.

С таким мнение опытных киноведов, не сомневаюсь, согласятся многие давние поклонники плодовитого режиссёра. Ведь кроме вышеупомянутой особенности удивлять их маэстро ничем не стремится, и перипетии взаимоотношений квартета героев предсказуемы и незамысловаты не фоне его бывших достижений. Да и фирменный юмор Вуди в полную силу здесь себя не проявляет: по большей части он связан с малолетним пироманом, символизирующим дефицит внимания в семье, и с невозможностью сбрасывания маски доброй мачехи не желающей упускать свой последний шанс Джинни. Превратиться же в полномасштабную драму фильму не даёт внешняя привлекательность привлечённых актёров, до самого финала ничего предосудительного не совершающих. Поступки каждого из персонажей легко примерить на себя и оправдать - в прошлом они все не без греха, конечно, но ошибки свои охотно озвучивают и без колебаний в них раскаиваются. Хампти (обрюзгший, но не утративший обезоруживающей улыбки Джеймс Белуши) после смерти первой жены чуть не спился и гнетётся отсутствием общих интересов со второй. Та (Кейт Уинслет) уже пережила один развод из-за романа на стороне, но с рутиной домохозяйки-официантки мириться не желает. Каролина (Джуно Темпл в своём девочковом амплуа) сбежала сперва замуж за гангстера, а затем от него к всё ещё любящему её отцу, умудрившись сохранить детскую наивность и беспомощность. Ну, а рассказывает нам о всём этом Микки (столь же вечно юный Джастин Тимберлейк), не задумывающийся заранее о возможных последствиях романтических связей и способах завершения своих “произведений”.

Если же на внешность и обаяние исполнителей не обращать внимания (хотя они себя не сдерживают, без зазрения совести переигрывая в соответствии с неопытностью автора “внутреннего” и замыслом автора “внешнего”), то любой из этих образов легко возненавидеть за столь часто встречающийся в реальности неосознанный эгоизм... разве что, сам примерно к тому же слою общества относишься. Мне вот и сейчас не до конца ясны претензии женской аудитории к “ужасным мужланам-эксплуататорам” - ведь свою часть негласной сделки те выполняют без принуждения. Дам постарше наверняка возмутит безынициативность и беспечность беглянки. С героиней Уинслет в любом случае сложнее, она как центральная фигура повествования обречена стоять под общим прицелом, но той же Мие Фэрроу будет явно легче оправдать её безумства, благо бурными их при всём желании не назовёшь. И все они крутятся в заглавном колесе, которое буддисты могли бы назвать Сансарой, недавно совершившие посадку пассажиры - Колесом Чудес, а готовящиеся к высадке - беличьим кругом безнадёжности. Ничего плохого в таком несовпадении мнений нет, если не считать своё единственным, имеющим право на существование.