"Кочегар": Гори оно все огнем

Балабанову пятьдесят один; этот режиссер сейчас, по совокупности им сделанного и какому-то вектору (его картины все сильнее и глубже), – один из лучших и даже, я бы сказала, главных, в российском кинематографе. Конечно, Балабанову повезло встретить своего продюсера и единомышленника Сергея Сельянова; тому повезло не меньше, ясное дело.

Есть ощущение, что Алексей Балабанов достиг своего плато формы, того уровня мастерства, когда нет неподвластных тем, когда средства выражения мысли и эмоций приходят будто сами собой. Когда уверенность в себе позволяет полностью отмести так называемую заботу о зрительском восприятии, ибо нутром ясно: обязан все понять. С другой стороны, зритель не воспринимается начальником, которому надо потрафить, чтоб ласков был, наоборот: надо встряхнуть его изо всех сил, безжалостно, чтобы очнулся, оглянулся и взглянул. Ибо в суете и скорби дней нам легче думать, что поделать с этой суетой и скорбью ничего нельзя.

Тут непременно надо сказать, что Балабанов обращается принципиально к такому зрителю, который имеет мозг. Следовательно, способен адекватно оценивать происходящее вокруг него, в стране и в мире. А также – научился соотносить искусство с жизнью, то есть, понимать и принимать их разницу. Научился читать язык искусства, в частности, кино. А главное – умеет доверять автору художественного произведения, не спешить с оценкой увиденного до финального титра (и немножко потом, чтобы самому поразмышлять), способен быть благодарным за потрясение.

Таких зрителей нынче, увы, немного. Способные думать и чувствовать редко ходят в кино. Когда-то потенциально способные извратили свое восприятие тупизной показываемого. Но каждый хороший фильм, я уверена, увеличивает число настоящих ценителей кинематографа в его высокой, преодолевшей балаганность, ипостаси.

"Кочегар" – фильм с очень трудным, большим и больным смыслом – как повествование и конструкция предельно прост. Потому что жизнь, в сущности, очень проста. Картина состоит из череды эпизодов, которые кажутся почти детской аппликацией: контуры ясны, краски ярки, суть очевидна и однозначна.

Никакого "шага в сторону", никакой привычной "кинематографической рефлексии", никакой зауми, красивости, внешней психологии, перечислительно-пустых отсылок к разнообразным прежним зрительским впечатлениям, которые доставляют щенячью радость приобщенности. Все крайне лаконично, жестко, внутренне как бы статично, почти монументально.

Что, разумеется, работает на идею картины; для меня она в том, что наказание неотвратимо для всех, а спасти свою честь можно лишь ценой смерти.

Да, "Кочегар" – это настоящая "древнегреческая" трагедия, не сомневайтесь. Фильм и начинается горящими буквами заглавного титра – будто легендарной огненной надписью, выведенной невидимой рукой на стене пирующего царя Валтасара: мене, текел, фарес.

Некий вполне старик с коричневым лицом представителя северных народов без каких-либо вопросов открывает заслонку печи в кочегарке, где служит, чтобы прибывшие два тушкообразных существа (мужчинами их не назвать) засунули в огонь пару этих жутких, из прочного полиэтилена, мешков с трупами. Третий визитер, очевидно руководящий, вроде похожий на человека, говорит старику, чтобы он не сомневался – сгорели плохие люди.

Мы понимаем, что это – конвейер.

Еще руководящий, называемый Майором (Александр Мосин), привычно спрашивает истопника, как у того продвигается рассказ, – старик, пока гудит пламя, стучит на пишмашинке повествование об издевательствах плохих людей над хорошими. Скоро нам станет ясно, что это повествование – настоящая идея фикс кочегара, и Майор своим повторяющимся вопросом, с одной стороны, делает приятное старику, а с другой – убеждается, что все по-прежнему в его сознании.

Детали проясняются постепенно, как раскручиваемые спиралью. Иван Скрябин (актер Михаил Скрябин) служил сапером в Афгане, где получил не просто так звание Героя Советского Союза и был контужен. Теперь он кидает уголек лопата за лопатой в огненную пасть кочегарки, где и обитает, оставив квартиру красавице-дочери (Аида Тумутова), которая принимает там ухажера; у дочери бизнес – небольшой меховой магазин. А жена сбежала от контуженного Ивана в Америку.

Иван Скрябин – якут. В глубине души и тела – охотник, способный выжить в любой ситуации. Он молчалив, непроницаем, тверд во всем. Если бы не контузия, сохранил бы свою чуткость. Впрочем, оказывается, что она в наличии, просто честный Иван верен простой основополагающей истине: люди делятся на хороших и плохих. Он знает это не только со времен войны, где была линия фронта, но всем своим существом. В голове кочегара вертится на что-нибудь, а "Хайлак" – рассказ дореволюционного писателя Серошевского про то, как "хорошие люди" – якуты угнетаются "плохими людьми" – русскими.

Бывший сослуживец Ивана, Майор, пользуется всеми этими качествами якута, а главное – его доверием: ведь на войне они были по одну сторону линии фронта. Война продолжается, а якуту (все мы немножко якуты) ясности вроде бы и нет: кто теперь – урод, а кто – человек. Все это и ведет к катастрофической развязке в финале.

Учтите, "якут" в фильме "Кочегар" – лишь условно национальность. Сам Балабанов говорит: "Якуты практически русские. Только говорят на якутском языке. Мне очень нравятся якуты". А я понимаю так, что якуты – в данном случае метафора людей то ли стукнутых временем, то ли вынужденных мириться с обстоятельствами, более сильными, чем они сами, но которые сохранили в себе достоинство и рано или поздно взбунтуются.

Однако не будем забывать о фильме Алексея Балабанова "Река" (2002) – трагически не законченном произведении, в основе которого роман "Предел скорби" упомянутого уже польского писателя Вацлава Серошевского, сосланного царским правительством в Сибирь и прожившего там двенадцать лет. Серошевский женился на местной женщине, выучил ее язык и написал исследование "Якуты", не потерявшее своего значения до сих пор. "Предел скорби" повествует о жизни обитателей лепрозория в Якутии XIX века; Балабанов делал фильм о вечной и вневременной любви-ненависти на краю смерти и цивилизации. "Река" выпущена в DVD-формате, настоятельно рекомендую посмотреть и саму по себе, и чтобы полнее осознать "Кочегара".

Не меньше, чем "Река", в основе "Кочегара" балабановский фильм "Война" (2002). Это там впервые сказано – не "вообще", а сугубо конкретно – что мы все по-прежнему на войне. Тогда была чеченская, о которой до сих пор только искусство может говорить правду. Сколько наших соотечественников все еще в бою? Который и был – против собственного народа, да таким и остался, разве что гражданская война сделалась криминальной, а войсковые/партизанские части – бандами. И никуда в том фильме от войны было не деться солдату Ивану, которого, как в сказке, отпустили из плена – да нет мира в мире, а страна до сих пор не демилитаризовалась и убивает, не рассуждая.

Вот в этом "не рассуждая", четко показывает теперь Алексей Балабанов в "Кочегаре", и есть трагическая вина не столько социума, сколько каждого человека. Позиция не мальчика, но мужа, уж простите банальность такую – повторяю ее, ибо инфантилизм вокруг уже реально достал. И слишком легко было бы все валить на инфантилизм мужчинок при властных органах.

Более того, как художник, воспитанный в отечественной классической традиции, Алексей Балабанов укрепляет, даже возвращает нашему нынешнему кинематографу веру в благородное понятие о возможности маленькому человеку противостоять злу. Да, получается – ценой убийства и, значит, самоубийства. Но цепочка зла в этом месте порвана.

Удивительным, парадоксальным образом Балабанов делает из своего якута подлинного героя еще до совершения им Поступка: всего лишь актом переоблачения. Иван Скрябин достает из шкафа и надевает военную форму Героя Советского Союза со всеми плечами-погонами, лацканами-наградами, цветом и фасоном – и немедленно, став даже моложе, отдаляется от серо-коричнево-огненной гаммы своей кочегарки, приобретая вот именно что форму – холодного стального клинка.

Примерно так можно описать буквально каждый момент фильма, от действий персонажей до закадровой музыки, которую вынести никак невозможно, однако нужно. Оставлю это рецензентам толстых журналов, которые выйдут тогда, когда вы уже увидите картину и будете знать каждый ее секрет.

Скажу лишь, что после основного действия Балабанов даст еще постскриптум: "экранизацию" того самого рассказа Серошевского о хайлаке. Зачем? Да чтобы мы увидели своими глазами то, что знал Иван Скрябин о плохих людях. И затем, главное, чтобы оставить нашему искусству память хорошем-плохом человеке, "сгоревшем" свою жизнь, а картину перевести в притчу.

Художественное совершенство и абсолютный эстетизм формы "Кочегара", сравнимые с цельностью балабановского эмблематичного фильма "Про уродов и людей" (1998), позволяют стерпеть (в ином случае) угнетающее содержание. Трагедия "Кочегар" лишена чрезмерности, то есть, повышенной условности произведения-вопля "Груз 200", а значит, будучи формально про середину 90-х, гораздо легче соотносится с нашими днями.

Поэтому хорошие люди не только испытывают подлинный катарсис, но и плачут после титра "Конец".