Прошедшие в столице фестивали документального кино «Кино.doc», «Окно в Россию. XXI век» и «Артдокфест» показали, что у него есть публика, относительно небольшая, но соизмеримая с аудиторией некоммерческого игрового кино. Это люди, которые готовы пойти в кино не только для развлечения, сколько для познания и общения.
На «Артдокфесте» в Малом зале «Художественного» показывали 74-минутный фильм Аббаса Киаростами, снятый неподвижной камерой всего двумя кадрами, причем первый из них минут пять абсолютно белый. Большая часть публики такого не ожидала, и по рядам пошел усиливающийся недоумевающий шепоток, что это – бракованный диск, запущенный (в обоих смыслах этого слова) невнимательным видеоинженером, или экстравагантный художественный прием? «Вы что, не слышите шум моря?» – «Слышу, и что? Звук записался, а картинка – нет!» Вопрос обсуждался до тех пор, пока зритель на первом ряду не заметил, что на экране вроде бы появляется изображение. «Может, это у нас в глазах начинает рябить?» – усомнился другой, и все вперились в белеющий прямоугольник. Еще через полминуты изображение потемнело настолько, что все разглядели совершенно пустынный берег моря, на который тихо набегали волны. «Как при проявке…» – сказал кто-то, имевший дело с фотобумагой. «Похоже на рассвет…» – «А мы будем сидеть до заката?!» – «Вроде есть фильм, который длится шесть часов и показывает спящего человека…», – сказала сидевшая рядом со мной старая женщина своему мужу. «Пять с половиной», – поправил я. «А чей это?» – «Энди Уорхола». «Неужели кто-то посмотрел его от начала и до конца?» – «Не знаю, лично я не досмотрел», – честно признался я. В этот момент неподвижный экран слева направо пересекла дикая утка, чинно прошлепавшая по песку вдоль берега. Эффект от ее прохода был такой же силы, как в боевике от взрыва здания. За первой уткой последовала вторая, третья, потом десяток сразу, потом последовала пауза, в течение которой все гадали, что будет дальше, потом быстро и смешно просеменила еще одна, и утки пошли густой толпой сначала в одну сторону, а потом, без видимой причины, также проследовали обратно, входя в стоячий кадр справа и выходя из него слева. Поднялся такой смех, как будто на экране появились Пат с Паташоном, братья Маркс, Чаплин, Тото, Фернандель и де Фюнес вместе.
Потом наступила ночь. Кадр наполнился еле колеблющейся водой, в которой отражались облака, медленно пересекающие и заслоняющие полумесяц. Стрекотали цикады, изредка крякали утки – и так еще полчаса. Зал затих и сосредоточенно смотрел в черный прямоугольник, сопереживая затмеваемой Луне, как рабыне Изауре, над судьбой которой сгустились тучи. «Да это же «Черный квадрат» Малевича!» – негромко сказали впереди. «А режиссер – буддист?» – спросили сзади. «Мусульманин», – раздался голос. «Араб?» – «Перс». – «А какая разница?» – «Потом объясню, дайте посмотреть…»
Таких просмотров, как на «Артдоке», в моей кинозрительской жизни не было, за исключением разве что университетского киноклуба. Разрозненные люди на глазах превращались в сообщество, знакомились, завязывали отношения, начинали испытывать расположение друг к другу. После сеанса шли на встречи с режиссерами, спорили с ними и друг с другом, придирались или одобряли, а назавтра, встретившись взглядами, уважительно здоровались, даже если вчера не перемолвились ни словом. При обсуждении фильма Олега Морозова «Следующее воскресенье» поднялась киноведческая дискуссия о том, что такое документальность. Если люди «играют» перед камерой, но играют самих себя – это документальное или игровое кино? А если они предположительно играют других, но так, что этого не докажешь? Как отличить инсценировку события от подлинного события? Что такое экранная фальшь и что такое экранная правда? Допустимо ли снимать людей скрытой камерой и показывать подсмотренное? Почему в России так мало остросоциальных и политических фильмов? Возможен ли в кино беспристрастный взгляд на действительность или любой фильм субъективен и стремится внушить зрителям определенную трактовку происходящего? Вопросов возникало явно больше, чем ответов. Очевидно было лишь одно – что кинотеатральный показ фильмов выполняет свою природную задачу, недоступную телевидению и другим СМИ индивидуального восприятия: объединяет людей.
Виктор МАТИЗЕН
На «Артдокфесте» в Малом зале «Художественного» показывали 74-минутный фильм Аббаса Киаростами, снятый неподвижной камерой всего двумя кадрами, причем первый из них минут пять абсолютно белый. Большая часть публики такого не ожидала, и по рядам пошел усиливающийся недоумевающий шепоток, что это – бракованный диск, запущенный (в обоих смыслах этого слова) невнимательным видеоинженером, или экстравагантный художественный прием? «Вы что, не слышите шум моря?» – «Слышу, и что? Звук записался, а картинка – нет!» Вопрос обсуждался до тех пор, пока зритель на первом ряду не заметил, что на экране вроде бы появляется изображение. «Может, это у нас в глазах начинает рябить?» – усомнился другой, и все вперились в белеющий прямоугольник. Еще через полминуты изображение потемнело настолько, что все разглядели совершенно пустынный берег моря, на который тихо набегали волны. «Как при проявке…» – сказал кто-то, имевший дело с фотобумагой. «Похоже на рассвет…» – «А мы будем сидеть до заката?!» – «Вроде есть фильм, который длится шесть часов и показывает спящего человека…», – сказала сидевшая рядом со мной старая женщина своему мужу. «Пять с половиной», – поправил я. «А чей это?» – «Энди Уорхола». «Неужели кто-то посмотрел его от начала и до конца?» – «Не знаю, лично я не досмотрел», – честно признался я. В этот момент неподвижный экран слева направо пересекла дикая утка, чинно прошлепавшая по песку вдоль берега. Эффект от ее прохода был такой же силы, как в боевике от взрыва здания. За первой уткой последовала вторая, третья, потом десяток сразу, потом последовала пауза, в течение которой все гадали, что будет дальше, потом быстро и смешно просеменила еще одна, и утки пошли густой толпой сначала в одну сторону, а потом, без видимой причины, также проследовали обратно, входя в стоячий кадр справа и выходя из него слева. Поднялся такой смех, как будто на экране появились Пат с Паташоном, братья Маркс, Чаплин, Тото, Фернандель и де Фюнес вместе.
Потом наступила ночь. Кадр наполнился еле колеблющейся водой, в которой отражались облака, медленно пересекающие и заслоняющие полумесяц. Стрекотали цикады, изредка крякали утки – и так еще полчаса. Зал затих и сосредоточенно смотрел в черный прямоугольник, сопереживая затмеваемой Луне, как рабыне Изауре, над судьбой которой сгустились тучи. «Да это же «Черный квадрат» Малевича!» – негромко сказали впереди. «А режиссер – буддист?» – спросили сзади. «Мусульманин», – раздался голос. «Араб?» – «Перс». – «А какая разница?» – «Потом объясню, дайте посмотреть…»
Таких просмотров, как на «Артдоке», в моей кинозрительской жизни не было, за исключением разве что университетского киноклуба. Разрозненные люди на глазах превращались в сообщество, знакомились, завязывали отношения, начинали испытывать расположение друг к другу. После сеанса шли на встречи с режиссерами, спорили с ними и друг с другом, придирались или одобряли, а назавтра, встретившись взглядами, уважительно здоровались, даже если вчера не перемолвились ни словом. При обсуждении фильма Олега Морозова «Следующее воскресенье» поднялась киноведческая дискуссия о том, что такое документальность. Если люди «играют» перед камерой, но играют самих себя – это документальное или игровое кино? А если они предположительно играют других, но так, что этого не докажешь? Как отличить инсценировку события от подлинного события? Что такое экранная фальшь и что такое экранная правда? Допустимо ли снимать людей скрытой камерой и показывать подсмотренное? Почему в России так мало остросоциальных и политических фильмов? Возможен ли в кино беспристрастный взгляд на действительность или любой фильм субъективен и стремится внушить зрителям определенную трактовку происходящего? Вопросов возникало явно больше, чем ответов. Очевидно было лишь одно – что кинотеатральный показ фильмов выполняет свою природную задачу, недоступную телевидению и другим СМИ индивидуального восприятия: объединяет людей.
Виктор МАТИЗЕН
http://www.newizv.ru/news/2008-12-16/103292/
