Имя Евгения Петросяна стало почти нарицательным. Да и сама фигура Петросяна неизменно привлекает внимание, становясь центром сближения ревнителей классического эстрадного юмора и последователей проамериканской скетчевой традиции. Говоря на разных языках, и те и другие сходятся в общей точке «Петросян», присваивая ей диаметрально противоположные значения. Разговор о современном телевидении получился с Петросяном- исследователем, хотя артистическая и юмористическая сущности все-таки проскальзывали в серьезном разговоре.
- У Вас большая коллекция редких записей эстрадных номеров прошлого. Как вы начали собирать свой архив?
- Я сидел ночью в Останкино, монтировал свою программу, и мне в качестве «мастера» (пустой пленки, на которую записывается передача), принесли какую-то кассету, на которой до этого уже что-то было записано. Я решил взглянуть, что там было, и обнаружил свой прошлый спектакль. С этого фактически началась работа по сбору записей. Когда я понял, что этот материал просто безвозвратно пропадет, его надо спасать. Тогда не существовало отлаженной, работающей системы по сохранению фондов. Есть очень хорошие артисты, записей которых не осталось вовсе.
- Зритель может приобщиться хотя бы к малой части собранных Вами редких записей через «Смехопанораму». Сегодня такой телеформат – «познавательное + развлекательное» становится все более популярным. Вы продолжаете работать над новыми выпусками передачи?
- «Смехопанорама» это журнал про юмористический жанр. Мы обозреваем прошлое, настоящее и будущее. Нам важно как познакомить зрителя с именами классиков жанра, так и рассказать о том, что происходит сегодня. В свое время «Смехопанорама» открывала очень многие имена - и Макса Галкина, и Сергея Дроботенко, и Александра Морозова, и … практически все «Кривое зеркало». Находясь все время в поиске, я знаю какие имена безвозвратно утеряны для зрителя. В последние годы «Смехопанарама» находится в состоянии закрытого веера – она существует в эфире, но еще очень многие грани можно раскрыть. Сейчас она идет в воскресенье в 9 утра, когда многие еще спят. Это происходит потому, что в этом сезоне очень активно шла программа «Кривое зеркало», другое мое детище. Но передача живет, и артисты всегда с удовольствием принимают в ней участие, понимая, что собираемый архив будет сохранен, осмыслен.
- Что сегодня происходит с эстрадой? Применимо ли это слово к современным формам или это уже историческое понятие? Как встраивается юмористический жанр в современный шоу-бизнес?
- Помимо юмористики есть еще оригинальный жанр, и музыкальные номера тоже остались на эстраде. Молодежь часто называет эстрадой современную популярную музыку, ту которую у нас еще принято называть «шоу-бизнес». Хотя на самом деле – это «бизнес-шоу», там на первом месте стоят деньги, а не искусство. Я категорически против определения «шоу-бизнес» применительно к эстраде. Сейчас телеканалы поняли, что юмор – это рейтинг, и тиражируют его примерно в пять-десять раз больше, чем надо. А этот жанр не может давать столько нового, в этом его трудность. Артистов эстрады не может быть много. Это штучный товар, в отличие от певцов, которых плодят такие проекты как «Фабрика звезд». Рождение каждого автора и исполнителя в юморе – это событие, результат длительного созидательного процесса, поэтому когда артист переключается на «бизнес-шоу» он зачастую перестает быть юмористом. Он может быть ведущим телевизионной передачи, исполнителем песен, исполнителем своего номера, но он перестает быть в творческом поиске, работе. Так шоу-бизнес увел у нас несколько хороших артистов. А излишнее тиражирование – это особый разговор. Канал Россия выходит с юмористической программой в пятницу в девять вечера. Эта традиция была установлена очень давно, тут же ТВЦ подстроилось – ровно в 21 час они начинают с теми же артистами показать свою передачу. Чем они руководствуются? Не понимаю. Это же приводит к раздражению по отношению к артистам. В народе принято считать, что это мы сами себя показываем, а не нас начальство ставит в сетку. Мы мол сами лезем в эфир, чтобы заработать побольше денег (а в нашей стране – хотеть больше заработать – по мнению многих, это, по-прежнему, криминал, хотя каждый хочет сам заработать больше). Телевидение не платит артистам за тиражирование. За участие в программе зачастую тоже не платят, хотя иногда все же перечисляют что-то символическое. А вот за бесконечное количество повторов никто из артистов не получает деньги. И этого никогда не было. Вот у меня приятель уехал много лет назад в Америку и снялся там в одном фильме, сказал одну фразу – и уже 20 лет ему приходят отчисления от каждого показа фильма. А у нас Народные артисты на пенсии голодают, хотя их показывают по телевидению. Это не нормально.
- Сейчас на телевидении идет много юмористических программ, рассчитанных на самую разную аудиторию. На Ваш взгляд такое разнообразие свидетельствует о стабилизации жизни, и готовности людей чаще улыбаться, или наоборот говорит о проблемах, от которых люди закрываются смехом?
- Я думаю, тут нет однозначного ответа. Для того, чтобы говорить о причинах смеха, надо посмотреть внимательней на содержание шуток. Во времена застоя в юморе было иносказание. Мы вторым планом доносили какие-то смыслы, а иногда зритель сам их достраивал, угадывал, даже изобретал и очень этому радовался. Смеялись не только над тем что говорилось, но и над недоговоренным, многие вещи выражали в баснях, иносказаниях, но все их понимали. В перестройку юмористика на эстраде была самой острой, это была сатира, близкая к публицистике. Мы первыми заговорили о генеральном секретаре, о Ленине, о коммунистах. Мы говорили на все темы. Если вы сейчас посмотрите эти пленки, будете очень удивлены, если не сказать больше. Потом в 1992 году у народа наступил шок. Деньги рухнули, продуктов нет, зарплата маленькая. Единственные вопросы: «как выжить?» и «выживу ли я?». Это очень серьезное положение. И тогда я понял, что надо смешить, развлекать, подбодрить. Этот период шел несколько лет. Потом где-то в 95-ом шок у народа прошел и опять политика засверкала всеми гранями на телевидении, спасибо Ельцину. Мы были очень острыми, мы говорили пофамильно, говорили самые невероятные вещи. Я, как эстрадовед, могу вас заверить, что за всю свою историю сатира не добиралась до таких высот. А вот в самом конце 90-х я понял, что надо дать отдохнуть от политики, люди уже и так поняли что к чему. Нас должны волновать человеческие взаимоотношения, как в любой нормальной стране. Человеческая судьба, характеры, и прежде всего взаимоотношения в семье. В 1999 году я выпустил спектакль «Семейные радости». Ну а сейчас снова наступила пора иносказаний. Я вас поздравляю. Говорить аллюзиями сложно и требует определенного мастерства, поэтому многие прячутся, не умея «иносказать», за простейший юмор, не требующий особого таланта – это юмор на сексуальные темы, грубости, оскорбления и прочие радости циничных людей. Мне очень жаль, что молодые часто пользуются этими приемами, не обладая более сложными.
- Уровень шуток, произносимых с экрана, иногда оставляет желать лучшего. Как Вы относитесь к возможности какого-то отбора, введения цензуры, того о чем сегодня много говорят?
- Если будут созданы какие-то советы, непременно начнется вкусовщина и перебор. Юмор – это вообще дело субъективное. Вот этот артист вам нравится и его шутки смешны, а этот раздражает. Ну, так не надо смотреть то, что вам не нравится. На мой взгляд, необходим какой-то закон о том, что с экрана нельзя материться, например. Это за пределами нормальных человеческих взаимоотношений и решать эту проблему надо не путем создания комиссий, а путем воспитания. Любое воспитание предполагает какие-то нравственные запрещения. Молодые видят в этом свободу – нравов, высказываний. Но это не свобода. Если можно ругаться в общественном месте, значит можно унижать другого человека, можно и нахамить, подраться, и изнасиловать, и украсть, и убить. Это путь в никуда, с моей точки зрения.
Беседовала Виктория Мерзлякова
- У Вас большая коллекция редких записей эстрадных номеров прошлого. Как вы начали собирать свой архив?
- Я сидел ночью в Останкино, монтировал свою программу, и мне в качестве «мастера» (пустой пленки, на которую записывается передача), принесли какую-то кассету, на которой до этого уже что-то было записано. Я решил взглянуть, что там было, и обнаружил свой прошлый спектакль. С этого фактически началась работа по сбору записей. Когда я понял, что этот материал просто безвозвратно пропадет, его надо спасать. Тогда не существовало отлаженной, работающей системы по сохранению фондов. Есть очень хорошие артисты, записей которых не осталось вовсе.
- Зритель может приобщиться хотя бы к малой части собранных Вами редких записей через «Смехопанораму». Сегодня такой телеформат – «познавательное + развлекательное» становится все более популярным. Вы продолжаете работать над новыми выпусками передачи?
- «Смехопанорама» это журнал про юмористический жанр. Мы обозреваем прошлое, настоящее и будущее. Нам важно как познакомить зрителя с именами классиков жанра, так и рассказать о том, что происходит сегодня. В свое время «Смехопанорама» открывала очень многие имена - и Макса Галкина, и Сергея Дроботенко, и Александра Морозова, и … практически все «Кривое зеркало». Находясь все время в поиске, я знаю какие имена безвозвратно утеряны для зрителя. В последние годы «Смехопанарама» находится в состоянии закрытого веера – она существует в эфире, но еще очень многие грани можно раскрыть. Сейчас она идет в воскресенье в 9 утра, когда многие еще спят. Это происходит потому, что в этом сезоне очень активно шла программа «Кривое зеркало», другое мое детище. Но передача живет, и артисты всегда с удовольствием принимают в ней участие, понимая, что собираемый архив будет сохранен, осмыслен.
- Что сегодня происходит с эстрадой? Применимо ли это слово к современным формам или это уже историческое понятие? Как встраивается юмористический жанр в современный шоу-бизнес?
- Помимо юмористики есть еще оригинальный жанр, и музыкальные номера тоже остались на эстраде. Молодежь часто называет эстрадой современную популярную музыку, ту которую у нас еще принято называть «шоу-бизнес». Хотя на самом деле – это «бизнес-шоу», там на первом месте стоят деньги, а не искусство. Я категорически против определения «шоу-бизнес» применительно к эстраде. Сейчас телеканалы поняли, что юмор – это рейтинг, и тиражируют его примерно в пять-десять раз больше, чем надо. А этот жанр не может давать столько нового, в этом его трудность. Артистов эстрады не может быть много. Это штучный товар, в отличие от певцов, которых плодят такие проекты как «Фабрика звезд». Рождение каждого автора и исполнителя в юморе – это событие, результат длительного созидательного процесса, поэтому когда артист переключается на «бизнес-шоу» он зачастую перестает быть юмористом. Он может быть ведущим телевизионной передачи, исполнителем песен, исполнителем своего номера, но он перестает быть в творческом поиске, работе. Так шоу-бизнес увел у нас несколько хороших артистов. А излишнее тиражирование – это особый разговор. Канал Россия выходит с юмористической программой в пятницу в девять вечера. Эта традиция была установлена очень давно, тут же ТВЦ подстроилось – ровно в 21 час они начинают с теми же артистами показать свою передачу. Чем они руководствуются? Не понимаю. Это же приводит к раздражению по отношению к артистам. В народе принято считать, что это мы сами себя показываем, а не нас начальство ставит в сетку. Мы мол сами лезем в эфир, чтобы заработать побольше денег (а в нашей стране – хотеть больше заработать – по мнению многих, это, по-прежнему, криминал, хотя каждый хочет сам заработать больше). Телевидение не платит артистам за тиражирование. За участие в программе зачастую тоже не платят, хотя иногда все же перечисляют что-то символическое. А вот за бесконечное количество повторов никто из артистов не получает деньги. И этого никогда не было. Вот у меня приятель уехал много лет назад в Америку и снялся там в одном фильме, сказал одну фразу – и уже 20 лет ему приходят отчисления от каждого показа фильма. А у нас Народные артисты на пенсии голодают, хотя их показывают по телевидению. Это не нормально.
- Сейчас на телевидении идет много юмористических программ, рассчитанных на самую разную аудиторию. На Ваш взгляд такое разнообразие свидетельствует о стабилизации жизни, и готовности людей чаще улыбаться, или наоборот говорит о проблемах, от которых люди закрываются смехом?
- Я думаю, тут нет однозначного ответа. Для того, чтобы говорить о причинах смеха, надо посмотреть внимательней на содержание шуток. Во времена застоя в юморе было иносказание. Мы вторым планом доносили какие-то смыслы, а иногда зритель сам их достраивал, угадывал, даже изобретал и очень этому радовался. Смеялись не только над тем что говорилось, но и над недоговоренным, многие вещи выражали в баснях, иносказаниях, но все их понимали. В перестройку юмористика на эстраде была самой острой, это была сатира, близкая к публицистике. Мы первыми заговорили о генеральном секретаре, о Ленине, о коммунистах. Мы говорили на все темы. Если вы сейчас посмотрите эти пленки, будете очень удивлены, если не сказать больше. Потом в 1992 году у народа наступил шок. Деньги рухнули, продуктов нет, зарплата маленькая. Единственные вопросы: «как выжить?» и «выживу ли я?». Это очень серьезное положение. И тогда я понял, что надо смешить, развлекать, подбодрить. Этот период шел несколько лет. Потом где-то в 95-ом шок у народа прошел и опять политика засверкала всеми гранями на телевидении, спасибо Ельцину. Мы были очень острыми, мы говорили пофамильно, говорили самые невероятные вещи. Я, как эстрадовед, могу вас заверить, что за всю свою историю сатира не добиралась до таких высот. А вот в самом конце 90-х я понял, что надо дать отдохнуть от политики, люди уже и так поняли что к чему. Нас должны волновать человеческие взаимоотношения, как в любой нормальной стране. Человеческая судьба, характеры, и прежде всего взаимоотношения в семье. В 1999 году я выпустил спектакль «Семейные радости». Ну а сейчас снова наступила пора иносказаний. Я вас поздравляю. Говорить аллюзиями сложно и требует определенного мастерства, поэтому многие прячутся, не умея «иносказать», за простейший юмор, не требующий особого таланта – это юмор на сексуальные темы, грубости, оскорбления и прочие радости циничных людей. Мне очень жаль, что молодые часто пользуются этими приемами, не обладая более сложными.
- Уровень шуток, произносимых с экрана, иногда оставляет желать лучшего. Как Вы относитесь к возможности какого-то отбора, введения цензуры, того о чем сегодня много говорят?
- Если будут созданы какие-то советы, непременно начнется вкусовщина и перебор. Юмор – это вообще дело субъективное. Вот этот артист вам нравится и его шутки смешны, а этот раздражает. Ну, так не надо смотреть то, что вам не нравится. На мой взгляд, необходим какой-то закон о том, что с экрана нельзя материться, например. Это за пределами нормальных человеческих взаимоотношений и решать эту проблему надо не путем создания комиссий, а путем воспитания. Любое воспитание предполагает какие-то нравственные запрещения. Молодые видят в этом свободу – нравов, высказываний. Но это не свобода. Если можно ругаться в общественном месте, значит можно унижать другого человека, можно и нахамить, подраться, и изнасиловать, и украсть, и убить. Это путь в никуда, с моей точки зрения.
Беседовала Виктория Мерзлякова
Журнал "Телецентр" (№6(31) июль-август 2008)
