Интервью с руководителем программы неигрового кино ММКФ режиссером Сергеем Мирошниченко
Программа «Свободная мысль» документального кино уже третий год действует в рамках московского кинофестиваля. В первый год зритель шел осторожно, во второй уже сидел на ступеньках, так как свободных мест не было. В этом году снова аншлаг. Сюда привозят фильмы, которые наш зритель не сможет увидеть больше нигде, настоящие мировые хиты, получившие «Оскара», главные премии европейских фестивалей. Но в России ни прокатчики, ни телевидение не торопятся покупать эти фильмы, хотя во всем мире сегодня наблюдается настоящий взлет коммерческого неигрового кино. О проблемах российской документалистики и нежелании руководства телеканалов работать с документальными фильмами руководитель программы «Свободная мысль», известный режиссер СЕРГЕЙ МИРОШНИЧЕНКО рассказал корреспонденту РБК daily МАРИНЕ ЛАТЫШЕВОЙ.
— В вашей программе нет ни одного российского фильма. Почему?
— Потому что наш критерий отбора — фильмы, которые получают призы на больших кинофестивалях. Наши картины таких призов не получают.
— Почему? Они настолько ниже качеством?
— К сожалению, сейчас да. Когда я в 1988 году снимал «А прошлое кажется сном», мне выдали 100 тыс. руб. По нынешним временам это около 150 тыс. долл. Когда сейчас наше государство выделяет грант на каждый фильм в размере 30 тыс. долл., в результате снимается 400 лент, большинство из которых никому не нужно и уходит в песок. Хотя можно было снять сто фильмов, но сделать их хотя бы приличными, с нормальным звуком и картинкой. Привлекать средства спонсоров можем я, Виталий Манский, еще пара имен, остальным это делать очень трудно. И ведь можно снять картину для проката. При том что уложиться надо в 500—600 тыс., а в прокате получить 2—2,5 млн, это будет чистая прибыль, это абсолютно реально.
— На ваших показах зрители выбирают лучший фильм, который затем должен быть показан по ТВ. Какой фильм выиграл это право в прошлом году?
— Победил датский «Монастырь» о бывшем лютеранском пасторе, принявшем православие и создавшем в своем имении православный монастырь. Но с показом есть проблемы. Телеканал «Россия» мне обещал, но все застыло на уровне переговоров.
— Но ведь сейчас зрители выберут уже новый лучший, а телевидение еще не показало лауреата прошлого года...
— Знаете, я в этом вопросе был мягок, но сейчас выскажусь достаточно агрессивно. Мы каждый год делаем рассылки всем руководителям телеканалов, лично тем, кто возглавляет документальные отделы на ТВ. Никто из них даже не приходит на фестивальные показы. Я понимаю, если бы эти картины были каким-то глубоким арт-хаусом. Но ведь это популярные фильмы, получавшие главные мировые призы, показанные по телевидению во всем мире. Люди, которые претендуют на то, чтобы быть властителями наших «теледум», могли бы поинтересоваться тем, что происходит на фестивале. Зачем они работают на телевидении? Если они получают хорошую зарплату, может, им стоит поднапрячься и поработать? Они же могут корректировать свои программы, как-то развиваться. Они вообще в курсе, что сегодня происходит в мировом документальном кино?
Я приходил на канал «Культура» с предложением сделать слот из 12 фильмов в год. Хотя бы с этого начинать, чтобы появилось хорошее документальное кино на нашем ТВ. Но они почему-то отчаянно отказываются. Покупают документальные драмы, какие-то смутные картины на исторические темы, а документальные фильмы — нет. Не могу этого понять. Я очень надеюсь на то, что все же получится пробить эту стену.
— Может ли помочь руководство ММКФ, если будет серьезнее раскручивать ваши программы?
— Документальная программа в рамках фестиваля существует во многом благодаря Никите Михалкову и нашим с ним хорошим отношениям. Он верит в документальное кино, считает, что оно сейчас большее искусство, чем кино игровое. Я думаю о том, чтобы дрейфовать в сторону игрового кино, и Михалков сказал мне: «Ты что, сумасшедший? Ты же уйдешь от реальности, которая сейчас интереснее, чем игровое кино». Но в Москве потерян зритель, за долгие годы потеряна среда, в Екатеринбурге она есть, в Питере есть, а у нас нет. И чтобы исправить ситуацию, усилия должны быть не только мои или Михалкова, но общие. Многие из нас пытаются. Виталий Манский делает фестиваль «Эхо лавра», интересные проекты делает «Кинотеатр.Doc». Но нет пока единого усилия, которое дало бы нам возможность получить свое место в прокате.
— Организаторы фестиваля обещали приз прокатчику, который купит фильм — лауреат ММКФ. Генеральный продюсер Леонид Верещагин сказал, что думает и о поддержке прокатчиков неигрового кино. Выходит, продюсеры уже задумываются о коммерческих возможностях документалистики?
— Мне сложно об этом судить. Знаете, несколько человек брались за прокат документального кино. Например, Сэм Клебанов — он думал создать специальную прокатную структуру. Или очень интересные молодые ребята, работающие над программами в «Кинотеатре.Doc». Но, чтобы картина имела прокат, надо, чтобы у нее было не только высочайшее качество, но и скандальная репутация. По крайней мере первые картины должны быть именно такими. У нас ведь даже были такие примеры, фильм «Легко ли быть молодым?» в свое время имел отличный прокат.
— Ну а на ваших учеников вы рассчитываете?
— Я на них, конечно, надеюсь. Но проблема в том, что они от меня уйдут и попадут в индустрию, к людям с очень холодными носами. Им не нужен человек, который готов спорить. А например, в Англии к работе на ТВ привлекают и очень крупных и известных режиссеров. Хотя и там трудно, и там есть цензура.
— Какие тенденции вы видите в неигровом кино? Темы политики, спорта?
— Вы заметили, что мы включили в программу две спортивные картины? Но это не спорт, это психология человека в спорте. Одна из картин «Финт» — она не о бразильском футболе, а о бразильцах вообще, о том, что у них с ногами, что они могут такое вытворять.
— Любой хороший фильм — психология. Я говорю об оболочке, и мне кажется, что модная оболочка как раз спорт. Даже фильм — закрытие ММКФ, документальная лента Эмира Кустурицы, о Диего Марадона.
— Конечно, конечно. И кстати, Кустурица снял еще и документальный фильм о своем музыкальном ансамбле. Но та лента политически невыгодна обществу. Потому что он говорил о том, что расчленение Югославии — это глупость. У него же группа интернациональна, есть хорваты, боснийцы, сербы, и они играют вместе. Это противоречит современной конъюнктуре. Ну а если говорить о тенденциях, в России, к примеру, есть проблема жанра. У нас все еще переживается период «Догмы», маленькая камера и все такое. Во всем мире «Догма» закончилась, а мы все еще ее хвост доедаем. В мире неигровое кино становится коммерческим. Эти фильмы стали показывать в кинотеатрах, прокатчики начали просчитывать зрителя. Авторы думают о том, о чем раньше не задумывались, что есть возможность получить коммерческую выгоду, и картина начинает строиться по другим законам.
— И по этой причине в США сейчас взрыв популярности документалистики?
— Да. Прокат и огромное количество грантов. И еще у них двухпартийная система и документальное кино стало инструментом борьбы. Сейчас демократы дают на него много денег, а потом республиканцы дадут. Это, знаете ли, очень хорошая система — двухпартийная. А однопартийная — вредная.
Программа «Свободная мысль» документального кино уже третий год действует в рамках московского кинофестиваля. В первый год зритель шел осторожно, во второй уже сидел на ступеньках, так как свободных мест не было. В этом году снова аншлаг. Сюда привозят фильмы, которые наш зритель не сможет увидеть больше нигде, настоящие мировые хиты, получившие «Оскара», главные премии европейских фестивалей. Но в России ни прокатчики, ни телевидение не торопятся покупать эти фильмы, хотя во всем мире сегодня наблюдается настоящий взлет коммерческого неигрового кино. О проблемах российской документалистики и нежелании руководства телеканалов работать с документальными фильмами руководитель программы «Свободная мысль», известный режиссер СЕРГЕЙ МИРОШНИЧЕНКО рассказал корреспонденту РБК daily МАРИНЕ ЛАТЫШЕВОЙ.
— В вашей программе нет ни одного российского фильма. Почему?
— Потому что наш критерий отбора — фильмы, которые получают призы на больших кинофестивалях. Наши картины таких призов не получают.
— Почему? Они настолько ниже качеством?
— К сожалению, сейчас да. Когда я в 1988 году снимал «А прошлое кажется сном», мне выдали 100 тыс. руб. По нынешним временам это около 150 тыс. долл. Когда сейчас наше государство выделяет грант на каждый фильм в размере 30 тыс. долл., в результате снимается 400 лент, большинство из которых никому не нужно и уходит в песок. Хотя можно было снять сто фильмов, но сделать их хотя бы приличными, с нормальным звуком и картинкой. Привлекать средства спонсоров можем я, Виталий Манский, еще пара имен, остальным это делать очень трудно. И ведь можно снять картину для проката. При том что уложиться надо в 500—600 тыс., а в прокате получить 2—2,5 млн, это будет чистая прибыль, это абсолютно реально.
— На ваших показах зрители выбирают лучший фильм, который затем должен быть показан по ТВ. Какой фильм выиграл это право в прошлом году?
— Победил датский «Монастырь» о бывшем лютеранском пасторе, принявшем православие и создавшем в своем имении православный монастырь. Но с показом есть проблемы. Телеканал «Россия» мне обещал, но все застыло на уровне переговоров.
— Но ведь сейчас зрители выберут уже новый лучший, а телевидение еще не показало лауреата прошлого года...
— Знаете, я в этом вопросе был мягок, но сейчас выскажусь достаточно агрессивно. Мы каждый год делаем рассылки всем руководителям телеканалов, лично тем, кто возглавляет документальные отделы на ТВ. Никто из них даже не приходит на фестивальные показы. Я понимаю, если бы эти картины были каким-то глубоким арт-хаусом. Но ведь это популярные фильмы, получавшие главные мировые призы, показанные по телевидению во всем мире. Люди, которые претендуют на то, чтобы быть властителями наших «теледум», могли бы поинтересоваться тем, что происходит на фестивале. Зачем они работают на телевидении? Если они получают хорошую зарплату, может, им стоит поднапрячься и поработать? Они же могут корректировать свои программы, как-то развиваться. Они вообще в курсе, что сегодня происходит в мировом документальном кино?
Я приходил на канал «Культура» с предложением сделать слот из 12 фильмов в год. Хотя бы с этого начинать, чтобы появилось хорошее документальное кино на нашем ТВ. Но они почему-то отчаянно отказываются. Покупают документальные драмы, какие-то смутные картины на исторические темы, а документальные фильмы — нет. Не могу этого понять. Я очень надеюсь на то, что все же получится пробить эту стену.
— Может ли помочь руководство ММКФ, если будет серьезнее раскручивать ваши программы?
— Документальная программа в рамках фестиваля существует во многом благодаря Никите Михалкову и нашим с ним хорошим отношениям. Он верит в документальное кино, считает, что оно сейчас большее искусство, чем кино игровое. Я думаю о том, чтобы дрейфовать в сторону игрового кино, и Михалков сказал мне: «Ты что, сумасшедший? Ты же уйдешь от реальности, которая сейчас интереснее, чем игровое кино». Но в Москве потерян зритель, за долгие годы потеряна среда, в Екатеринбурге она есть, в Питере есть, а у нас нет. И чтобы исправить ситуацию, усилия должны быть не только мои или Михалкова, но общие. Многие из нас пытаются. Виталий Манский делает фестиваль «Эхо лавра», интересные проекты делает «Кинотеатр.Doc». Но нет пока единого усилия, которое дало бы нам возможность получить свое место в прокате.
— Организаторы фестиваля обещали приз прокатчику, который купит фильм — лауреат ММКФ. Генеральный продюсер Леонид Верещагин сказал, что думает и о поддержке прокатчиков неигрового кино. Выходит, продюсеры уже задумываются о коммерческих возможностях документалистики?
— Мне сложно об этом судить. Знаете, несколько человек брались за прокат документального кино. Например, Сэм Клебанов — он думал создать специальную прокатную структуру. Или очень интересные молодые ребята, работающие над программами в «Кинотеатре.Doc». Но, чтобы картина имела прокат, надо, чтобы у нее было не только высочайшее качество, но и скандальная репутация. По крайней мере первые картины должны быть именно такими. У нас ведь даже были такие примеры, фильм «Легко ли быть молодым?» в свое время имел отличный прокат.
— Ну а на ваших учеников вы рассчитываете?
— Я на них, конечно, надеюсь. Но проблема в том, что они от меня уйдут и попадут в индустрию, к людям с очень холодными носами. Им не нужен человек, который готов спорить. А например, в Англии к работе на ТВ привлекают и очень крупных и известных режиссеров. Хотя и там трудно, и там есть цензура.
— Какие тенденции вы видите в неигровом кино? Темы политики, спорта?
— Вы заметили, что мы включили в программу две спортивные картины? Но это не спорт, это психология человека в спорте. Одна из картин «Финт» — она не о бразильском футболе, а о бразильцах вообще, о том, что у них с ногами, что они могут такое вытворять.
— Любой хороший фильм — психология. Я говорю об оболочке, и мне кажется, что модная оболочка как раз спорт. Даже фильм — закрытие ММКФ, документальная лента Эмира Кустурицы, о Диего Марадона.
— Конечно, конечно. И кстати, Кустурица снял еще и документальный фильм о своем музыкальном ансамбле. Но та лента политически невыгодна обществу. Потому что он говорил о том, что расчленение Югославии — это глупость. У него же группа интернациональна, есть хорваты, боснийцы, сербы, и они играют вместе. Это противоречит современной конъюнктуре. Ну а если говорить о тенденциях, в России, к примеру, есть проблема жанра. У нас все еще переживается период «Догмы», маленькая камера и все такое. Во всем мире «Догма» закончилась, а мы все еще ее хвост доедаем. В мире неигровое кино становится коммерческим. Эти фильмы стали показывать в кинотеатрах, прокатчики начали просчитывать зрителя. Авторы думают о том, о чем раньше не задумывались, что есть возможность получить коммерческую выгоду, и картина начинает строиться по другим законам.
— И по этой причине в США сейчас взрыв популярности документалистики?
— Да. Прокат и огромное количество грантов. И еще у них двухпартийная система и документальное кино стало инструментом борьбы. Сейчас демократы дают на него много денег, а потом республиканцы дадут. Это, знаете ли, очень хорошая система — двухпартийная. А однопартийная — вредная.
http://www.tv-digest.ru
