Детально о кинофильме «Турне»

О СОЗДАНИИ ФИЛЬМА. ИНТЕРВЬЮ С МАТЬЕ АМАЛЬРИКОМ.

Как возникла идея снять фильм «Турне»?

Сказать по правде, идея пришла от продюсеров картины - Летиции Гонсалез и от Яэля Фогеля, еще в то время, когда мы работали над сведением картины «Государство» (“La chose publique”) в 2002-м году, они меня спросили: «Ну и что, каким будет следующий фильм?»

У меня не было мыслей в голове, но я был воодушевлен и приободрен их участием, интересом и решил уехать на несколько дней с Марсело Ново-Теле, моим другом, с которым я люблю обмениваться идеями и замыслами.

Текст Коллетт, “The Other Side of Music Hall” («Обратная сторона мюзик-холла»), который я повсюду таскал с собой в течение долгого времени и который, наконец, всплыл на поверхность.

Он состоит из заметок, сделанных во время турне и написанных для газеты, которая публиковала их как своего рода сериал – очень тонкие, остроумные скетчи про ее актерскую жизнь, что-то от скандальной пантомимы затерявшихся в глуши гастролеров: «Мы бежали к отелю, в душную гримерку, навстречу ослепляющим софитам. Мы бежали, в нетерпении, постоянном брюзжании и почти курином кудахтанье, бежали навстречу иллюзии прожить жизнь быстро, страстно, не обременяя себя раздумьями и не оставляя в себе ни сожаления, ни раскаяния, ни угрызений совести, ни воспоминаний…»

Мы искали современные аналоги этому – в стриптизе, в ночной жизни, везде. Но ничего не приходило, мы не могли прочувствовать эту притягательность постоянного движения, столь присущую самой Коллетт провокации на грани эмоционального взрыва, словно это было для нее декларацией свободы посредством тела. Все, что мы видели вокруг, возвращало нас обратно к историям о необходимости, к узничеству.

И именно в тот момент Вы подумали о девушках из шоу «Новый бурлеск» (“The New Burlesque”)?

На самом деле, все произошло благодаря опубликованной в газете “Libération” статье, в которой рассказывалось об их сногсшибательном выступлении в одном из парижских кабаре – в «Зебре». На двух полосах газетного материала были размещены фотографии Dirty Martini, более всех похожей на героиню Феллини, а также Kitten of the Keys – той единственной, что играет на фортепиано. И вдруг у нас возникло ощущение, что Коллетт была в тот момент с нами, и эта игривая и знойная чувственность, это очень личное и вместе с тем «политическое» утверждение, что любое человеческое тело красиво, несмотря на возраст и каким бы нон-конформистским оно не было. Опасное желание игры и вместе с тем робость, физическая смелость и такая привлекательная хрупкость и уязвимость.

Это послужило началом. И на том этапе, базируясь исключительно на заметках, написанных на клочках бумаги, и на некоторых фотографиях, наша фантазия, как цветок, начала распускаться и цвести.

А потом французский независимый продюсер Умбер Бальсан покончил с собой. Его уход настолько сильно подействовал на меня, что я впервые так явно ощутил, что все мы смертны. Что делать, когда способность противостоять исчезает, как это случилось с Бальсаном?

Эти два события кажутся никак не связанными.

Конечно, но очень часто развитию истории способствует столкновение двух разных элементов. Незаметное поначалу, оно превращается в навязчивую идею и питает само себя изнутри.

Марсело и я, мы всегда преследовали другой метод: мое восхищение продюсерами, их смелостью и сумасшествием. И мы придумали связующее звено. История человека, страдающего от своей собственной меланхолии. Бывший телевизионный продюсер, который предпринимает робкую попытку вернуться в профессию благодаря этим девушкам, которых он хочет с гордостью представить в своей стране как хвастливое доказательство его возрождения, его возвращения.

Он хочет остаться принцем, чего бы ему это не стоило. Но без королевства, и, главное, без власти, не говоря уже о бессмысленной власти свободы. Человек без дома, человек, который больше не знает, в чем истинный смысл, позволяющий жить дальше: в понимании, когда стоит уйти со сцены (что он и сделал) или в понимании, когда еще нужно оставаться в свете рампы (что сделали его друзья).

Где Вы сами впервые увидели это шоу?

В Нанте, в клубе “Banana Hangar”, благодаря Кити Хартл, концертному директору в театре Lieu Unique, которая, в определенном смысле, стала прототипом образа Жоакима. Я встретился с девушками вместе с Филиппом ди Фолько, который присоединился к нашей команде, чтобы завершить работу над совместным написанием сценария. Он писатель, человек, любопытный до всего и страстный эрудит. Три напряженных дня и ночи наложились друг на друга, вместе с улыбками на наших лицах, с нашим ощущением реальности. После этого я отправился по разным фестивалям, где просмотрел около 150 шоу за три дня – в Сан-Франциско, Нью-Йорке, Неаполе и т.д. Я собирал собственную труппу, шаг за шагом, на протяжении почти двух лет.

Нью-бурлеск получил широкое признание благодаря Дите фон Тиз.

Именно актрисы, сыгравшие в «Турне» сделали возможным возрождение жанра «нью бурлеск». Изначально это было лесбийским движением, которое началось в 1995-м году с появлением группы под названием “The Velvet Hammer” («Бархатный молоток»). В телах этих девушек бурлила политика, противостояние принятым обществом стереотипам. Сегодня «Нью бурлеск» оказался своего рода присвоенным атрибутом Лас-Вегаса, а тела стали чуть более конформистскими.

Mange ta soupe («Ешь свой суп») был фильмом о вашей семье. Le Stade de Wimbledon («Вимблдонский стадион») рассказал о женщине, которую Вы любили. Впервые Вы сняли самого себя в «Турне». Значит ли это, что Вы на пути к автопортрету?

Боже мой! Кто его знает, я не думал об этом. Мне не хотелось самому сниматься в «Турне». Все, за исключением меня, казалось, знали, что в итоге все закончиться именно так, как закончилось! Это обернулось шуткой, которая не заставляет меня смеяться, потому что я искренне, неподдельно искал человека на эту роль. А потом, да, за три недели до начала съемок, несмотря на мои опасения и протесты с моей же стороны, главного героя сыграл все же я сам.

Тот факт, что Вы сами снимались в Вашем же фильме, помог Вам найти другой подход в режиссуре?

Да, должен признать, это обстоятельство стало прекрасной практикой и создало занятную сложность. Я мог определять движение, создавать сюрпризы, получать их, чувствовать тот самый момент, когда драма становится самым главным. Например, во время сцены в поезде, в самом начале поезда, я сказал самому себе: «Хорошо, ты, как Макс Офюльс, и как в фильме «Наслаждение», тебе хотелось бы увидеть в купе всех этих женщин, сонными и сладострастными. Но из этого не получится сцены!» И тогда я взял свой телефон и стал кричать. Актер чувствует, когда есть что-то, что заставляет тебя стиснуть зубы, когда есть сцена, которую нужно разыграть. И в одно мгновение девушки и великолепный Роки стали мне подыгрывать. А после этого я и оператор Кристоф Бокарн были обеспокоены только лишь одним: склонить зрителя к тому, чтобы он следовал за героями фильма, не заботясь о том, кто этот фильм снимает. Это было навязчивой идеей, которая была переведена в плоскость особых вопросов относительно природы режиссуры: правильная дистанция, свобода действий и свободный выбор, пыл, грациозность движения и живой звук.

В «Турне» постоянно ощущается сближение документальности и драмы.

Постоянно. Этот вопрос возник еще на стадии написания сценария, во время подготовительного периода перед съемками, что, кстати, оказалось для меня особенном сложным моментом отмежевания от режиссуры игрового кино. Решение, на что ты тратишь деньги, уже являются частью процесса съемок фильма – именно в этот момент, в сущности, фильм уже определен.

Потом у нас было предчувствие, что для того чтобы сохранить энергию спонтанности, столь необходимую для шоу, нам нужно было отправиться в самое настоящее турне. Мы подумали, что одной лишь камеры будет недостаточно для девушек, что им необходим был полный набор, и что мы будем останавливаться в гостиницах, где и будем снимать кино.

От Гавра до Рошфора, проезжая через Нант, мы делали настоящее шоу. Но у нас было только по 2,5 часа для съемок каждого выступления – мы не могли себе позволить большие финансовые издержки. Так что все создавалось в атмосфере срочности и точности, которые парадоксальным образом поддерживали драматический эффект.

Случались, конечно же, экстраординарные истории, так что самый первый монтаж длился 3 часа 15 минут. Вместе с режиссером монтажа, Аннет Дютертр, последовала борьба между драмой и документальностью. И все же, драма и ее герои стали главной движущей силой фильма.

В фильме показаны такие места, которые мы обычно стараемся обойти стороной, как, например, гостиничные сети. Откуда это желание снимать в фильм в столь «нейтральных» пространствах французской провинции?

Коллетт много рассказывала о местах, в которых мы не видим ничего. Это именно то, что ты чувствуешь во время гастролей: ты где-то находишься физически, и в то же время не находишься там вовсе. И мне показалось это забавным недопониманием: Жоаким грезил Америкой, в то время как девушки пребывали в мечтах о Франции и Париже. Но они почти ничего не увидели или увидели только одну сторону.

В фильме есть очень эмоционально напряженная сцена на автозаправке, которая разыгрывается между Жоакимом и женщиной-кассиршей.

Это эхо «Прохожих» Жоржа Брассенса. Просто обмен взглядами, она – та женщина, которую вы могли бы любить… Мне нравится идея гастролей и бродячих цирков, которые перемещаются из города в город; идея случайной встречи постоянных жителей и тех, кто проездом в этих местах. Очень тайные, непередаваемые ощущения повисают в воздухе этой сцены с кассиршей на автостраде. А кроме того, в ней снялась выдающаяся актриса - Орелия Пети.

А еще, мне жутко нравится вся эта спецодежда – униформа кассирш, стюардесс, гостиничного персонала – как нравятся такие понятия, как общественные обязательства и общественное повиновение.

Какими бы чужими и пустыми не казались отели, в фильме «Турне» они становятся основным вместилищем веселья, чувственности и даже похотливой развязности. Фильм – самая настоящая комедия!

Комедия – зависит от момента. Жоаким невероятно встревоженный, но, безусловно, девушки из The New Burlesque умеют превратить любое место в праздник. Они никогда не получают наслаждения от жалости. Я люблю, когда актеры переигрывают, играют на публику, люблю людей, которые заставляют людей засмеяться, которые идут слишком далеко, но которые нам нужны всегда поблизости. Я всегда боюсь, что они впадут в отчаяние. С девушками из труппы происходит то же самое. Им не нужно было рассказывать об их прошлом, их лица и тела рассказывают свою собственную историю. И да, они, правда, могут превратить скучный заурядный отель в место, где рождается желание.

Жоакиму кажется, что он «окружен ведьмами». Кто он на самом деле?

Ага! Мы возвращаемся к непостижимой тайне фигуры продюсера, который, как любил говорить продюсер Жан-Пьер Расам, обязан взваливать на свои плечи безответственность других, чего бы ему это не стоило. Но продюсер также и актер, и ему хочется выжить, хочется очаровывать и обольщать, запугивать, мечтать. Вдруг я подумал о Матаморе Корнеля: «Когда я хочу запугивать, и когда мне хочется очаровывать». Сигара, притяжение, сентиментальные костюмы – все это приманка, способы торговли, ловушки. В этом фильме, отдавая должное продюсеру Пауло Бранко, я отпустил усы.

Существует ли негласная режиссерская инструкция – как снимать одновременно несколько женщин в одном фильме?

Я не склонен верить режиссерам-мужчинам, которые утверждают, будто знают, что происходит в голове женщины. Давайте просто признаем тот факт, что кино позволяет нам разбудить в самих себе мальчика-подростка, который воображает себе девичью спальню. Так, например, сцена на балконе, когда Мими рассказывает Dirty о приключении в женской уборной. Мы снимали несколько дублей, а лицо Мими оставалось все же немного с оттенком стыда и молчаливости, но оживлялось всякий раз, когда она начинала разговаривать с партнершей по сцене. Таков был план. Отлично. Мы собирались изменить кадр, когда меня озарило: «О, Мими, почему бы тебе не рассказать Dirty обо всем, что произошло?» Мими начинает подробный рассказ, своими словами, Dirty на них реагирует, играет (потому что, еще раз хочу сказать, как актрисы шоу, они всегда драматизируют). А тут я, вне объектива камеры, в наушниках, и благодаря их щедрости и игривости, я словно проник в девичью спальню!

Сам по себе факт, что вы снимали этих женщин, становится событием. В них столько харизмы!

Признаюсь, что столь удачное решение привезти этих американских девушек во Францию спасло меня от ординарности, это точно. Все в одночасье стало интересным, свежим. Мы разделили взаимные фантазии, мы обменялись территориями.

Когда Вы используете слово «территория», мы вновь возвращаемся к образу мужчины среди женщин…

Мы с Филиппом сказали бы так: прежде всего, сила и мощь группы. Жоаким изначально не воспринимает их как индивидуумов. Шанс или судьба, что вам больше нравится, устраивают заговор, чтобы объединить их, и тут начинают происходить события, что, по сути, его и успокаивает, вместе с группой. Именно женщины вместе, так сказать, сообща «усыновляют» его в конце фильма.

НЬЮ-БУРЛЕСК

«Нью-бурлеск» - это возрожденная и обновленная версия жанра, чьи корни уходят прочно в английские и американские традиции мюзик-холлов.

Изначально шоу в жанре бурлеска сочетали в себе социальную сатиру, музыкальные номера и косвенные намеки и стали неотъемлемой составляющей американских театральных подмостков в 1920-е и 30-е годы.

Постепенно жанр стал вырождаться и ограничиваться элементарной демонстрацией телесной наготы со сцены, становясь постепенно синонимом стриптиза.

Начиная с 1990-х годов, возрождение жанра бурлеска (известного ныне как Нео- или Новый Бурлеск) черпает свое вдохновение из сочетания этих двух периодов, базируясь на элементах стриптиза и внедряя театр, хореографию, гламур, юмор, сатиру и др.